Оливия сидела за кухонным столом в окружении мягкого света настенных ламп и крутила в руках пузырек c таблетками. Надпись на этикетке гласила: celexa 80 mg.
Таблетки эти ей прописали сегодня утром. А вот проблемы из-за которых она в конце концов и обратилась к врачу, начались не год и два, и даже не пять лет назад.
Проблема эта Дэвид.
Ее муж. Отец ее детей. Мужчина которого она когда-то любила, затем уважала. И наконец, терпела. Ради детей. Ради образа счастливой семьи, так тщательно создаваемого и оберегаемого по сей день. Зачем? Привычка. Боязнь осуждения родными и близкими. Но больше так продолжаться не может. Она все для себя решила. Решила давно. Однако решить и решиться - вещи разные.
Понимала с чем ей придется столкнуться. Осознавала какие о ней пойдут разговоры на мужниной работе: мол, знала за кого шла, а все туда же, нет веры этим женщинам - и прочее, прочее, прочее. Знала и то, как больно будет ее сыновьям принять их с Дэвидом разрыв. Но они уже выросли, они вот-вот начнут самостоятельный путь по дороге жизни, а она… она тоже хочет, наконец, скинув с себя оковы примерной и терпеливой супруги просто-напросто ЖИТЬ.
Устало провела ладонью по лбу, смахивая липкую пелену досады. Поднялась со стула сунув пузырек с лекарством в карман домашнего бежевого кардигана и сорвав с тарелки пищевую пленку, сунула ужин в микроволновку выставив таймер на пять минут.
Оливия слышала как машина Дэвида заехала на дорожку и то, как давно он выключил двигатель. Знала, что он сидит там, в своей машине и может просидеть с полчаса прежде, чем войти в дом. Когда он стал для него чужим? Когда настал тот момент и Дэвид более не стремился домой к жене и детям, вкусному ужину и футболу по телевизору? Наверное так было всегда? Работа на первом месте. Работа - смысл жизни.
А ведь в начале их совместной жизни она не пилила его за опоздания и пропущенные семейные обеды, за редкий секс, после которого Дэвид заваливался спать. Она хотела стать для него идеальной, забывая о своих нуждахи потребностях. Той женщиной, к которой бегут после работы и заключают в объятия. Которой дарят цветы, лишь бы в очередной раз узреть улыбку на лице любимой. Вы думаете, она ею стала? Любимой. Нет. Оливия всегда проигрывала работе. Все-гда.
Стояла обхватив себя руками и глядела в окно на скрытый в сумерках сад, где отмечали дни рождения детей и прочие праздники, и отметили бы юбилей Дэвида...
Плакаты и шарики. Родные и знакомые. Торт с цифрой 40. Они с Дэвидом одеты празднично, держатся за руки. Она обязательно его поцелует после того, как Дэвид задует свечи и подарит ту самую электробритву, о которой тот говорил последний месяц. А проводив вечером гостей, засучив рукава нарядного платья, она будет составлять посуду в посудомойку, срывать с деревьев шары и ленты. Примет душ и ляжет спать, потому что секса у них нет уже целый год.
Ну и зачем ждать?
Она не плакала. Давно уже выплакала все слезы. Усталость. Вот что ощущала Оливия последние лет десять. Перманентную усталость. Усталость от жизни. От Дэвида. И даже, Господь свидетель, от собственных сыновей.
Разговор с психиатром. Консультации с психологом.
Усталость не ушла. Не пропала. Но появились силы поставить точку, кою сегодня, сейчас, она и поставит.
Хлопок входной двери и щелчок, а затем и писк таймера.
- Дэвид? - окликнула негромко подхватывая кухонное полотенце чтобы не обжечь пальцы.
Поставила на матерчатую круглую салфетку тарелку с залитой винным соусом индейки и пюре.
- У меня к тебе есть разговор, и лучше бы верно, отложить его до завтра, но ты ведь так рано уходишь…
Укор повис в воздухе. Теперь она не сдерживала недовольство. Говорила прямо, ведь о ее собственных чувствах никому не было дела.
Откупорив бутылку прохладного вина, разлила его по заранее приготовленным бокалам.
- Дэвид, я подаю на развод.
Коротко. Ясно. Без отступлений. Господи Боже, как же легко стало в этом момент на душе.
Сколько лет она несла свой крест жены и матери… и сколько же сил понадобилось для того, чтобы скинуть его с собственных плеч.